– Ты приедешь в Париж?
– Обязательно. Ты хорошо меня помнишь?
– Да.
– Врешь. Какого цвета у меня волосы?
– Сейчас, наверное, седые.
– Наглый мальчишка! Или ты считаешь, что я поседела от разлуки с племяником?
– Шучу, тетя. Я уверен, что ты попрежнему молодая красивая блондинка.
– Угадал. Мама сказала, что ты поступаешь в университет. Приедешь на каникулы ко мне в Ниццу?
– А ты будешь учить меня плавать?
– На Маркизах ты разучился плавать?
– Конечно. Там же нет Средиземного моря.
– Поль, я все же не представляю, какой ты стал. Вероятно, интересный мужчина. В газетах плохие фотографии.
После разговора с тетей Поль снова уселся на диван рядом с мамой. У нее был усталый вид. Он ждал, когда она заговорит о своей дочери. Она молчала. Поль спросил:
– Мама, что наш дом на Ламбаль?
Мать оживилась, ухватившись за новую тему разговора:
– Во время войны немцы заняли наш дом под гостиницу для офицеров, поскольку он пустовал. После войны я сразу отделала дом заново, сменила меблировку. Я наняла бригаду строителей. Они работали два месяца. В доме сейчас никто не живет. Может быть, ты захочешь там жить. Гаража в доме нет, но есть навес для машины. – И тут, после короткой паузы она сказала: – У меня дочь.
– Ты мне говорила по телефону. – Немного помедлив, она сказала:
– Это дочь Томаса. После гибели его жены он увез Маргарет в Америку. Западная Вирджиния. Девочке было шесть лет, ей нужно было поступать в школу. А Томас работал в Сиднее по контракту. У него были постоянные поездки в Новую Зеландию и на острова. Не мог же он таскать ребенка за собой.
Мама замолчала. Поль сказал:
– А вы меня таскали за собой. Я помню лицеи в Сиднее и в Окленде.
– У нас были средства, а для Томаса это было дорого. Мы брали для тебя учителей, когда были на островах. Ты помнишь? У нас была постоянная прислуга. У Томаса не было на это средств. Это было в Новой Зеландии. Мы поехали на раскопки во Фьордлэнд. Раскопки вели американские археологи. Там мы и познакомились с Томасом. Потом он приезжал к нам в Кристчарч. Ты учился там в лицее с английскими мальчиками. Тебе тогда пригодился английский язык, которому я тебя учила. Помнишь?
– Помню, – сказал Поль. Он действительно вспомнил. Несколько оживившись, мама сказала:
– Ты еще серьезно подрался с одним мальчиком. Помнишь? Как его звали?
– Не помню, – ответил Поль. – Такой противный рыжий.
Мама улыбнулась одними губами.
– Французы всегда не любили англичан, и те отвечали им тем же. – Она опять помрачнела, продолжая рассказ: – Когда мы были на Таити, помнишь, я рисовала вершину Орохены? Эта картина висит у меня в гостиной. Томас приезжал туда на несколько дней по делам в миссионерский центр. Потом он признался, что приезжал из-за меня. Я там показывала ему дом, где жил Гоген. Потом он уехал в Америку на месяц к дочери. Когда мы жили в Сиднее, Томас приходил к нам. Ты помнишь. Он учил тебя делать бумажные каноэ. Я стала с ним встречаться. Это были невинные встречи. Интересные встречи. Потом я узнала, что у твоего отца есть любовницы. Помнишь Мод? В Кристчарче?
– Помню.
Поль помнил эту полногрудую брюнетку, всегда улыбающуюся.
– Ты догадывался, что она папина любовница?
– Только потом, в конце.
– А помнишь Мэйлею? Дочь торгового агента?
– Да. Они привозили вино из Гонконга.
– А еще была одна в Сиднее, ты ее не видел. Когда я это узнала, я поняла, что моя семейная жизнь кончилась. Я тогда спросила тебя: – Если мы с папой расстанемся, с кем ты хочешь остаться, со мной или с папой? – Ты затопал ногами, помнишь как ты кричал?
– Я помню, но я не помню, что я кричал.
– Ты кричал, что хочешь иметь всех родителей. У тебя тогда французский язык стал путаться с английским. – Поль видел, маме было тяжело говорить. Но этот разговор был нужен. Мама продолжала: – Потом мы вернулись в Париж. До рождества ты проучился в своей школе. И мы опять уехали в Новую Зеландию. Я стала встречаться с Томасом. Он стал моим любовником. Потом опять Таити. Сразу после похорон Томаса я получила сообщение о вашей гибели. У меня больше никого не было. Я уехала в Сидней. Не знаю зачем. В Сиднее я пробыла, кажется, неделю. И, кажется, в эти дни я ничего не ела. Я забыла, что надо есть. Но я не умерла. Понимаешь?
– Понимаю, – и Поль кивнул головой. – Человек сильный, всё может перенести. – подтвердил он. Мама внимательно посмотрела на него, продолжила:
– Я тогда не вернулась в Париж. Там для меня ничего не было. Я отправилась в Америку. Штат Западная Вирджиния. Город Дунбар. Когда я увидела Маргарет, я сразу узнала ее, хотя не видела раньше. Она многое переняла от своего отца. Мы быстро сблизились. Я больше года прожила в Америке. Девочка стала мне самым близким человеком. Я привезла ее в Париж. Марго моя дочь, хотя и носит фамилию Диллона. Теперь ты будешь ее братом.
Она замолчала. Теперь Полю всё было ясно, и ясно, что всё это было сложно. В цивилизованном мире всё сложно. Он погладил мамину руку. Она схватила его за руку, прижалась щекой к его ладони. Так они сидели не шевелясь. Она отдыхала от своего рассказа. Потом она тряхнула его рукой и, поднявшись с дивана, торопливо сказала:
– До отхода поезда нам надо пройтись по магазинам.
– Тебе надо что-то купить? – спросил Поль.
– У меня всё есть, но тебе надо одеться.
– А я одет, – сказал Поль и оглядел свою одежду. – Мама тоже озабоченно оглядела его.
– Эту одежду тебе дали на корабле? – спросила она.
– Да. А разве это не красиво?
– Приличная одежда, – мягко согласилась мама. – Но в Париже это может показаться несколько провинциальным.