– Ядерную физику. – Наступила короткая пауза. Мать, вероятно, была несколько ошарашена таким ответом. – Поль, это очень сложно. Это нечто новое. Ты же еще не знаешь обыкновенной физики. Хорошо, мы об этом еще поговорим. Мальчик мой, мне пора. Я собираюсь в дорогу. Я еду ночным поездом в Марсель. Я хочу там через полицию заказать охрану. Возможно, в порту тебя будут встречать корреспонденты, и я хочу нанять охрану, чтобы их к тебе не подпускать. Я буду в красном костюме, как ты и сказал, что это твой любимый цвет. Неужели я тебя увижу?
– Да, послезавтра.
– До послезавтра. – Когда послышался гудок, возвещающий конец разговора, Поль снял наушники и еще некоторое время неподвижно сидел в кресле. У его матери дочь. Марго. Поль знал, что Томас Диллон был вдовцом. Его жена утонула в водовороте реки Ваикато. У них была дочь дошкольного возраста. Когда Диллоны уезжали в экспедиции, они оставляли ребенка в Америке, в семье сестры Томаса Диллона. После смерти родителей девочка, вероятно, осталась у своей тетки. Это штат Западная Вирджиния. Девочку звали Маргарет. Уж не та ли это Марго, которую мать назвала своей дочерью?
Мадлен молчала, вероятно, понимала состояние Поля. Он спросил:
– Передавали последние известия из Парижа?
– Да. – После паузы Мадлен сказала, как всегда растягивая слова: – Я знаю, мсье Курбе задержал последнюю передачу известий из Парижа. Я тоже могу это сделать.
– Не надо, – сказал Поль. – Теперь уже всё равно. – Он поднялся с кресла, подошел к Мадлен, прижался щекой к ее светлым, гладко уложенным волосам. От них исходил тонкий аромат. Поль уже знал, что жидкое мыло, которым моют волосы, называется теперь «шампунь». Близость женщины, даже прикосновение к ней, всегда успокаивает. Он тихо сказал ей в самое ухо: – Спасибо, Мадлен. – Не поворачиваясь к нему, она подняла руку, провела пальцами по его волосам, сказала, будто вздохнула, – Поль… – Он тотчас повел ладонью по ее груди, но она испуганно отдернулась: – Нет, в любой момент могут войти. Вы можете прийти в мою каюту после дежурства. Мой сменщик придет через два часа.
Когда утром Поль вышел из каюты Мадлен, уже рассвело. Перед тем как пойти в свою каюту, он вышел на палубу. Атлантический океан в общем был серым. Тихий океан цветным. В зависимости от погоды, от времени дня Тихий приобретал самые разные оттенки. Здесь же всё было серое. Даже если смотреть с борта вниз, большие темнозеленые волны имели серый оттенок.
Приняв душ, Поль стал пересчитывать свои деньги, франки и доллары. Мама сказала, что наймет охрану для защиты от корреспондентов. Сколько стоит такая охрана? И вообще, сколько у мамы денег? И сколько денег будет у него в Париже? В цивилизованном мире люди работают, чтобы зарабатывать на жизнь. Антуан сказал, что на интервью можно заработать состояние.
После завтрака пассажиры поднялись на палубу, стали рассаживаться в шезлонгах. Им хотелось привезти во Францию южный загар.
Пришла Виолетт с мольбертом и холстом, и Поль ей позировал. И опять к ним стали подходить люди, спрашивать, какие теперь модны художественные галереи, где живет Пикассо, кто теперь жена Марка Шагала. Бегом подбежал Антуан в закрытых молодежных плавках.
– Поль, только что передавали последние известия из Парижа. Говорили о тебе.
Поль насторожился:
– Что говорили?
– Всего несколько слов. Поль Дожер, человек проведший двенадцать лет в отрыве от цивилизации, возвращается во Францию. Очевидно, о тебе уже сообщали более подробно в газетах и по радио. Так что ты теперь знаменит.
Виолетт, не отрываясь от работы, проговорила:
– А я теперь на этой картине могу хорошо заработать. Мсье Дожер, надеюсь, вы не потребуете комиссионные?
Поль понял, что комиссионные это деньги, и отрицательно покачал головой, а потом записал в свою тетрадь: комиссионные.
– Смотрите, Африка! – раздался чей-то голос. И люди тотчас выстроились у перил. На горизонте, справа по борту, появилась узкая полоска земли. Роже сказал:
– Оказывается, Африка со стороны Атлантики выглядит весьма прозаично.
Поль поднял с палубы тетрадь, записал слово «прозаично». Оказавшийся рядом с ним Леон взял у него авторучку, молча исправил орфографическую ошибку. Леон умный, деловой, но прозаичный, плавки на нем старомодные, всего лишь треугольник, прикрывающий яйца, новая мода его не интересует. После обеда Виолетт опять рисовала. Поль взглянул на картину. Ему показалось красиво. Особенно головной убор. Кисти камыша были яркокрасные, не сломанные. И цвет неба был красивый. Полю захотелось иметь эту картину. Но ее сделала Виолетт. На Хатуту, если человек делал сам какую-нибудь вещь, эта вещь становилась его собственностью, и это было свято.
Узкая полоска земли появилась на севере. Это была Европа. Когда пароход прошел через Гибралтар, земля скрылась. Горизонт вокруг стал чистым, а волны стали другого цвета – густозеленого, – это было Средиземное море. В столовую к традиционному кофе Поль, как и накануне, пришел голым и в головном уборе. Это был последний день плавания. До сих пор весь этот белый пароход хранил память о зеленых горах и коралловой косе с пучками кокосовых пальм. А там, по колена в прибойных волнах стоят коричневые люди, и коричневый мальчик кричит: «Па! У меня глаза тоже голубые!»
Поль оставался на палубе до заката. Последнее южное солнце. Завтра Франция. И зима. К ужину Поль явился в пиджаке и новом галстуке, который ему повязал мсье Сонар, принесший в его каюту плащ на утепленной подкладке, шляпу, а также шерстяной шарф с цветными поперечными полосами.