Королевство Хатуту - Страница 73

– Сейчас будет рассвет. Мы подходим к Канарским островам. Говорят, это красивый вид. – Поль поднял с пола свою тапу.

– Если красиво, надо посмотреть, – сказал он, повязывая тапу на бедра.

– Наконец-то, – сказала Виолетт.

– Наконец-то, – подтвердил Антуан, обращаясь к Полю. – Теперь я могу быть официально представлен, – и он выразительно кивнул в сторону Виолетт.

– А разве вы не знакомы? – простодушно спросил Поль. Виолетт пояснила:

– Мсье Дожер, ваш друг принадлежит к высшим кругам общества, где знакомства со стюардессами исключены. – Не обращая внимания на колкость ее замечания, Поль представил:

– Антуан – мой друг. Виолетт – художница. – И он не без удовольствия отметил, что правила вежливости, внушенные ему с детства, еще не забылись. Виолетт и Антуан пожали руки. Двое из разных классов. А Поль с Хатуту.

Вид Канарских островов состоял из короткой зубчатой полоски на горизонте и конусообразной горы, похожей на египетскую пирамиду, возведенную прямо на поверхности океана.

– Это остров Ля Пальма, – сказал Антуан и неуверенно добавил: – Кажется. – И тут же пояснил: – Канарские острова относятся к поздейшим образованиям вулканического происхождения. Четкое разделение растительных зон. Нижняя – тропическая, средняя – субтропики, верхняя – высокогорная растительность.

– Полезная информация, – заметила Виолетт. Поль не уловил юмора, спросил:

– Вы хотели бы нарисовать эти зоны?

– Они уже нарисованы. Вашей матерью. Я видела две репродукции с ее картин. Пейзажи Канарских островов с каноэ на переднем плане.

– Значит, во Франции ее знают? – спросил Поль.

– Мало. Она перестала давать интервью, не участвует в больших выставках, избегает репортеров. – Полю хотелось больше узнать о матери. Он спросил:

– Виолетт, вы хорошо знаете ее?

– Нет. Наши преподаватели не общаются со студентами. А она тем более. – Полю хотелось спросить, почему тем более. Но он опасался, что разговор может дойти до дела об убийстве Диллона, о котором Виолетт, возможно, слыхала. Антуан, продолжая смотреть на горизонт, спросил:

– Виолетт, а почему вы до сих молчали? Вы же знаете, что Поль разыскивает свою мать, а наши радисты никак не могут получить о ней сведений.

– А меня никто об этом не спрашивал, – и Виолетт пожала плечами. – И мне казалось, что мсье Дожер предпочитает получить эти сведения не от меня, а из официальных источников. – Антуан посмотрел на Поля, а Поль молчал.

– Ну что ж, – сказал Антуан, – в таком случае пусть это остается между нами. – Он извинился и ушел. Виолетт, отвернув голову в сторону, сказала:

– Мсье Дожер, у меня к вам просьба.

– Пожалуйста.

– Я хочу вас нарисовать.

– Рисуйте.

– В моей каюте.

– Сейчас?

– Да. – Они спустились в правый коридор, где были каюты командного состава. У Виолетт была такая же маленькая каюта, как и у Поля. На кровати стояли несколько холстов, прислоненные к стене лицевой стороной. Столик у иллюминатора был опущен. На его месте стоял мольберт с холстом. Виолетт сразу же зашла за мольберт, сказала:

– А вы стойте у двери. – Она раскрыла этюдный ящик с красками, стала раскладывать кисти. Возник резкий запах.

– Это чем пахнет? – спросил Поль.

– Скипидар.

– Скипидар, – повторил Поль.

– Повернитесь в полоборота, – сказала Виолетт. – Снимите тапу, повесьте ее на руку. – Поль повиновался. Выдавливая из тюбиков краски на обломок доски, она сказала: – Я хочу нарисовать вас так, как увидела, когда вы впервые поднялись на корабль. – Она села на плоский ящик, поставленный на ребро, служивший ей стулом, стала углем рисовать на холсте. Это был знакомый Полю процесс. Он помнил, как рисовала его мать. Она пыталась учить Поля рисованию, но ему скоро надоело. Вероятно, он был абсолютно не способен к какому либо виду творчества. Отец сказал тогда матери: – Слишком талантливые у него родители. Природа отдыхает на детях гениев. – И это нисколько не огорчило маленького Поля, благосклонно давшего возможность природе отдохнуть.

Пока Виолетт протирала тряпкой холст, стирая уголь, Поль заглянул на холсты, стоявшие на кровати лицевой стороной к стене. Это были таитянские пейзажи, вероятно, незаконченные.

– Таити, – подтвердила Виолетт. – Никто не видел таитянских пейзажей вашей матери. Ходили слухи, что она их все уничтожила. Скоро вы узнаете правда это или нет. – Поль подошел к мольберту, глянул на холст. После протирки на холсте остались чуть заметные линии контура его фигуры. Мешая на доске краски, Виолетт сказала:

– Не надейтесь на профессиональное исполнение. Людей я рисовала только карандашом. Это будет мой первый портрет маслом. – Виолетт отвернулась, добавляя масло в краску, и при этом открылась ее длинная шея от маленького разового уха до плеча. Свежий загар придавал ее коже матовую гладкость. Полю захотелось коснуться пальцами ее шеи, но тут она повернула к нему лицо с утиным носом и близко посаженными глазами, и трогать ее шею расхотелось. Она, кажется, что-то поняла, цинично усмехнувшись, сказала:

– Вы обещали позировать. Устали? Знаю по себе, это трудно. – Поль снова отошел к двери, встал в прежнюю позу. Позировать действительно было трудно. Хотелось резких движений, или хотя бы потянуться. Нанося на холсте короткие мазки и меняя кисти, она сказала:

– Я давно уже хотела нарисовать вас, но как-то не решалась подойти к вам и попросить позировать. – И опять цинично усмехнувшись, заключила: – Но теперь можно. – Поль теперь уже не сомневался, что она давно знала о катастрофе самолета, а значит, и о деле Жоржа Дожера. Но он ничего не спрашивал, а Виолетт ничего не говорила. Наконец она опустила кисти в банку скипидара и сказала: