Все за столом улыбались. Поль обескураженно смотрел на Фридмана, а тот продолжал:
– Правда, в начале обсуждения был опасный момент. Это когда представитель Совета Безопасности заявил, что наше заявление – курьез. Если сразу после этого пошли бы рассуждения о количестве населения, всего двести человек, нам пришлось бы трудновато. А вот в конце обсуждения это же количество населения пошло нам на пользу.
Поль теперь тоже со всеми улыбался. Некоторые евреи умные, как и некоторые англичане. Это Уинстон Черчилль порекомендовал Фридмана. Из Нью-Йорка в Париж они летели тоже на самолете дипломатического рейса с остановкой в Лисабоне. Дорога заняла всего восемнадцать часов. Скоро начнут летать реактивные самолеты, и тогда это будет вдвое быстрей. Поля это уже не удивляло. Он привык к существованию техники.
Париж был прежним. Только Марго в Париже не было. Она жила в Версале у бабушки, в десяти минутах ходьбы до больницы. По воскресеньям Поль с мамой ездили в Версаль. Дедушка, который чуть было не умер на операционном столе, сказал:
– Все ошибки врачей это недостаточная практика общения с больными.
Бабушка подтверждала:
– Марго права. Все врачи должны пройти через это.
Но Поль видел: им просто было приятно присутствие Марго в их доме. Каждый раз мама отвозила в Версаль коробки с морфием. Марго нелегально делала некоторым умирающим дополнительные уколы, чтобы облегчать их последние дни.
До инспекционной экспедиции оставалось несколько дней. Мама настояла на том, чтобы ее включили в состав экспедиции как законную бабушку будущего короля Хатуту. Ей хотелось увидеть внука, и Марго ее в этом поддерживала. И теперь мама была преувеличенно занята покупкой подарков для Тав-Чева и Соу-Най. Поль тоже кое-что купил для Хатуту. Например, глобус и еще страшную книгу, не ту страшную книгу, которую он изучал на корабле, а еще более страшную большую книгу с фотографиями военных сражений, взрывов и нагромождений трупов. Пусть жители Хатуту знают, что такое цивилизация. За три дня до отъезда позвонила по телефону Адриена Лессар. Накануне он видел ее в Сорбонне.
– Мои предки в ажиотаже от сессии ассамблеи ООН, – сказала она. – Поль, мы уже договорились с тобой, что наши отношения не касаются твоих отношений с моими предками.
– Договорились, – согласился Поль.
– Поль, ты не поссорился со своей сестрой?
– Нет. А что?
– Мне показалось, ваши отношения изменились. Это не под твоим влиянием она решилась на столь экстравагантную практику?
– Это влияние дедушки.
– Поль, у меня на завтра билеты на новую программу в Фолибержер. Ты не составишь мне компанию?
На завтра у Поля не было запланированно никаких срочных дел. Можно было встретиться с Адриеной и в тот же вечер попытаться выебать ее. Но это было табу. А просто так встречаться с ней не было смысла. И Поль сказал, что завтра вечером у него важная встреча по поводу предстоящей экспедиции. Еще позвонила тетя Тереза из Ниццы и пожелала удачи в международных переговорах. Вспомнив о капитане, Поль позвонил в Марсель. Этьена Жирадо не было дома, и Поль дозвонился до него только на следующий день.
– Я все знаю из газет, – сказал капитан.
– Вы мне очень помогли, мсье Жирадо, – сказал Поль. – Это вы посоветовали обратиться в ООН. Я вам очень благодарен.
– Все, значит, из-за меня, – с оттенком иронии сказал капитан и добавил: – Включая независимость полинезийского королевства.
– Да, включая, – серьезно подтвердил Поль.
– Каковы ваши дальнейшие планы относительно королевства?
– Я еще не знаю, как там будет.
– Поль, я это знаю еще меньше, и мне небезинтересна ваша дальнейшая судьба.
После паузы Поль сказал:
– Капитан, я еще не знаю, когда я смогу вот так вам позвонить.
– Вот как? – пониженным тоном спросил капитан.
– Да, так, – серьезно ответил Поль. Последовала еще пауза, и капитан сказал:
– Во всяком случае, Поль, желаю вам удачи.
В день отъезда приехала Марго из Версаля, сообщила последнюю новость: Полетт, о которой она рассказывала, умерла. Вскрытие подтвердило диагноз: атрофия сердечных клапанов. До последнего момента Полетт надеялась на выздоровление. Последними ее словами было: – К весне фасоны шляп должны поменяться. – Когда Марго вошла в ее палату с последним журналом мод, Полетт была мертва. Марго рассказывала об этом спокойно, даже деловито, точными движениями стряхивая пепел сигареты в пепельницу. Непроизвольно щурясь, Поль перевел взгляд на маму. Она тоже курила, и лицо ее тоже было спокойным. Она со всем примирилась, а может быть, делала вид что примирилась. Марго с улыбкой спросила:
– Поль, тебе это все не нравится?
Вместо ответа Поль выхватил у Марго сигарету, затянулся, вернул сигарету, даже не чувствуя при этом горечи дыма. Марго сказала, что не поедет провожать их в аэропорт. Прощатьтся с отъезжающими тяжелее, чем прощаться с остающимися. Поль понял это еще тогда, на Хатуту, когда увидел отъезжающую моторную лодку, и сознание, что белые люди могут больше никогда не вернуться, заставило его броситься в волны и поплыть за лодкой. Упаковав в своей комнате два чемодана, он выпрямился перед портретом отца. Угрызений совести не было. Все это было слишком давно. Было только смутное чувство вины перед папой, посмертно взявшим на себя его преступление. Так он стоял и ждал. И Марго вошла, будто зная, что он ждет. Он сказал:
– А еще я виноват и перед моим папой.
Марго подошла к нему не поднимая головы. Под глазами были тени от ресниц. Он обнял ее за плечи. Она подняла к нему лицо, и тени под глазами исчезли.