Королевство Хатуту - Страница 175

175

– Поль дал общую характеристику виденного. Я вижу, это не всех убедило. Поль, давай, рассказывай с начала, с того момента, как ты пересек границу России. Рассказывай все. Они поймут. Не дураки же. – При этом «не дураки», а их было не менее тридцати человек, перекинулись усмешками. Поль начал рассказывать. Когда он дошел до встречи с советскими лидерами в Кремле, девушка с длинными, гладко расчесанными волосами, сказала:

– Мы это уже видели в кино.

– В каком кино? – удивился Поль.

– В хронике перед началом сеанса.

– И меня тоже показывали в кино? – поинтересовался Поль.

– Да.

– И как Сталин пожимал всем нам руки тоже показывали?

Девушка затянулась сигаретой, ответила:

– Да.

Очевидно, она не отличалась многословием. Поль недоумевал:

– Когда они успели сделать эту хронику? Ведь я только сегодня приехал.

Антуан, сидевший напротив, объяснил:

– С московской встречи прошло уже пять дней. А подобные ленты кинохроники пересылаются самолетом.

Когда Поль рассказал о женщинах, не похожих на женщин, менявших на морозе трамвайные рельсы, Нинон воскликнула:

– Какой кошмар!

И тут Роже, скрывая улыбку, сказал рассудительно:

– У них женщина равноправна с мужчиной. Почему бы женщинам не выполнять мужскую работу?

С улыбкой глядя на Роже, Поль рассказал, как в Кремле мадам Туанасье зачитывала пункт о дискриминации женщин во Франции. Он рассказал о Пушкинском музее, о Кремле. О балете в Большом театре он упомянул лишь вскользь из опаски, что надо будет произнести фамилию композитора, которую он так и не запомнил. Когда он рассказывал об очередях в красивом универмаге ГУМе, то невольно улыбнулся, описывая драку двух женщин из-за очереди за резиновыми галошами. Но никто не ответил на его улыбку. Так же серьезно все отнеслись к описанию пьяного в рваной шинели, валявшегося на обледенелом тротуаре. Потом пошло описание Ленинграда. Красивый город, похож на Париж, а в некоторых местах красивей Парижа. Смольный. Эрмитаж. Невский проспект. Все это построено до социалистической ревоюции. Женщины из Тихвина, завербованные на стройку, для которых клбаса – деликатес. Мариинский театр, опера «Пиковая дама». Фамилию композитора Поль выговорил правильно: Чайковский. А потом Луга. Одежда людей. Дом кулачек. Арест. Французских коммунистов приняли за американских шпионов, подосланных отравить двух колхозных коров, или поджечь деревянный мост. Жульен прервал Поля:

– Поль, вы же не знаете русского. Как вы могли понять, что в толпе говорили о шпионах и коровах?

По улыбкам некоторых присутствующих Поль понял: они не верили.

– В делегации были такие, которые знали русский, и еще был переводчик Фейгин. – быстро сказал Поль.

Ему не понравилось подозрение в преувеличении, и он уже со злорадством подробно описал уборную в Луге и конфеты «подушечки», выдаваемые по карточкам. Говорить о театре оперетты было приятно. Поль даже рассказал содержание оперетты «Сильва». В довершение Поль рассказал о короткой прогулке после театра и о безногих нищих, ветеранах войны, которые на морозе просили милостыню. Поль замолчал, и все еще некоторое время молчали. В тишине послышался деловитый голос Жака:

– Поль не ответил на первый вопрос: как можно утверждать, что в России есть концлагеря, если он сам их не видел? Поль, ты теперь в состоянии ответить, или предоставишь это мне?

– Валяй, – сказал Поль. – Ты красиво болтаешь.

Все рассмеялись, – не потому что это было смешно, а чтобы разрядиться от общего омрачения. И Жак стал обстоятельно разъяснять структуру государства, управляемого невежественными людьми с помощью примитивной, а потому неуязвимой системы МГБ. Теперь все раделились на сторонников Жака и противников. Спор становился все темпераментней. Поль посмотрел на Марго, сидящую на диване рядом с Адриеной. Марго была очень серьезной, в то время как Адриена по временам иронично улыбалась. Перемещаясь из гостиной в столовую, гости продолжали возбужденно спорить. На столе были только холодные закуски. Марго побежала на кухню помочь Модестин подать к столу доставленные из ресторана блюда. Поль последовал за ней. За кухонным столом сидела Модестин, утирая лицо носовым платком. Она плакала. Марго стала ее утешать.

– Где же справедливость? – повторяла Модестин. – Неужели это правда?

– Правду надо принимать, как она есть, – говорила Марго. – Это очень часто, когда правда бывает неприятной.

– Я всегда думала, что коммунисты это новые христиане, – и Модестин всхлипнула.

Горячие блюда на стол подавали Марго и Поль. За столом продолжался политический спор. Поль отметил, что в столовой Виолетт не было. Она ушла сразу после рассказа Поля, перебросившись несколькими словами с Марго.

На другой день прямо у университетского подъезда Поля подстерегали два репортера. У одного из них была портативная кинокамера, которую он тут же направил на Поля. Другой, с микрофоном в руке, почти прилипая к Полю, спросил:

– Мсье Дожер, о чем вы говорили с Иосифом Сталиным?

– О ебле на Маркизах, – не останавливаясь быстро проговорил Поль, почти вбегая в вестибюль.

Занятия в Сорбонне продолжались так же, как и домашние занятия с четырьмя преподователями. По окончании лекций Поль уже не поджидал Марго у ее факультета. Остерегаясь репортеров, он выслеживал ее где-нибудь из-за угла или из ближайшей парадной, и когда она отходила по Сан-Жак на солидное расстояние, бежал за ней, и они вдвоем шли домой различными обходными путями. Во время одиночных пробежек по парижским улицам приходилось тоже избегать репортеров. В каждом человеке с фотокамерой Поль видел потенциального врага. Однажды его подстерег человек с профессиональной фотокамерой. Он высунулся неожиданно из-за пилона Отеля де Виль и сфотографировал Поля бегущего в спортивном костюме. Однако эта фотография не появилась в печати. Вероятно, Париж был уже сыт фотографиями бегущего Поля. Большую опасность теперь представляли публичные дома. Прежде чем войти в такой дом, следовало обежать вокруг весь квартал, чтобы убедиться, что поблизости нет человека с камерой.

175