Калечец что-то любезно говорил французам, вероятно, извинения, время от времени поворачиваясь к милиционерам и что-то грозно выкрикивая, вероятно, ругательства. Когда отобранные документы были с извинениями возвращены, оба охранника, грубо оттеснив милиционеров, сами полезли в письменный стол за своими отобранными пистолетами. Они тут же на столе стали заряжать разряженные пистолеты. Оказалось, двух патронов не хватает. Они скандально заорали на милиционеров. Женщина выдвинула все ящики письменного стола, и патроны нашлись: они провалились через дырку в нижний ящик. Французов и охранников повели в лужский райком партии. Это было одноэтажное здание с провинциальной претензией на роскошь. Вероятно, до социалистической революции здесь жил городничий, или местный богатый буржуа. Лепные потолки были свеже побелены, а в большой комнате, куда их привели, висела хрустальная люстра, и паркетный пол был натерт и блестел. На стене в золоченой раме висел портрет Попкова. Две женщины начали накрывать длинный старинный стол белой скатертью. Калечец, каких только русских фамилий не бывает, продолжал что-то любезно говорить. Фейгин, не скрывая иронии, переводил:
– Товарищ Калечец приносит французским товарищам все извинения, какие у него есть, за досадный ошибочный инцидент и просит нас всех отобедать.
Поль спросил:
– Где здесь уборная? И где здесь можно вымыть руки?
Уборных в райкоме было две: мужская и женская. Уборные были без унитазов. На деревянном возвышении дыра, закрытая деревянной крышкой с деревянной ручкой. При пользовании уборной надо было отставлять крышку в сторону, а потом опять закрывать дыру крышкой. Из дыры исходил резкий запах хлорки: выгребную яму в райкоме засыпали хлоркой. В коридоре перед уборной были два водопроводных крана с раковинами. Оказывается, в некоторых домах Луги был водопровод. После посещения уборной всех пригласили к столу, на котором была традиционная икра, апельсины, маслины и прочие яства, которых обыкновенные лужане, вероятно, никогда в жизни не видели. Фейгин о чем-то переговорил с Калечецем, а потом перевел:
– Обед может затянуться больше чем на час, и тогда мы не успеем к обратному поезду. Товарищ Калечец в этом случае обещает задержать поезд на вокзале, пока мы спокойно не пообедаем.
– Ни в коем случае, – строго сказала мадам Туанасье. – Мы против того, чтобы из-за нас нарушалось расписание поездов.
– Нет, пусть поезд здержут, – упрямо сказал Поль. – Имеем же мы право спокойно, не торопясь пообедать!
Дело было не в обеде, а в том, что Поль хотел внимательно рассмотреть паровоз, который повезет этот поезд из Луги в Ленинград. Мсье Луни поддержал мадам Туанасье. Он сказал, что это бестактно – задерживать поезд ради застолья трех французов. В результате спора было решено, что от супа и жаркого они откажутся, а только отведают закусок и выпьют кофе. Поль все же задержал поезд на десять минут. Когда они на вокзале в сопровождении Калечеца и провожающего их милиционера подошли к отведенному им вагону, Поль направился к паровозу. За ним последовали Калечец и Фейгин. Поль долго рассматривал паровоз, подставлял ладонь к тому месту между колес, откуда со свистом вырывались выхлопы пара. Подошел начальник станции в перепачканной сажей красной фуражке. Поль обратился к нему:
– Можно залезть в кабину паровоза?
Фейгин перевел. Калечец и неачальник станции в один голос дали согласие. Поманив за собой Фейгина, Поль полез по вертикальной лесенке в кабину. Фейгин безропотно полез за ним. Машинист, получивший указание от начальника, отступил, пропуская их в кабину. Здесь были рычаги, похожие на рычаги реостата, и Поль стал спрашивать машиниста об управлении паровозом. Фейгин переводил. Машинист отвечал. Отверстие топки было закрыто герметической крышкой с отщелкивающимся замком. А внизу было приоткрытое отверстие, из которого пыхало жаром. Из учебника, который Поль просмотрел в библиотеке Сорбонны, он уже знал, что из топки через колосники проваливается отгоревший шлак. Он указал на нижнее отверстие, спросил машиниста:
– Там шлак?
Фейгин замешкался, не зная как перевести, но машинист понял, кивнул и повторил:
– Шлак.
Поль увидел грушевидную ручку, свисающую сверху, которую нужно было потянуть, чтобы паровоз загудел. Он дотронулся до ручки, спросил:
– Можно погудеть?
Фейгин перевел, и машинист с улыбкой кивнул. Поль потянул за ручку. Раздался обворожительно пронзительный гудок. Поль по-русски сказал машинисту:
– Спасибо, – и спустился на перрон.
Чтобы дольше не задерживать поезд, он побежал к своему вагону, за ним, отставая, бежали Фейгин и Калечец. В поезде Фейгин долго откашливался, а потом принял таблетку аспирина, которую еще за обедом ему дал Калечец. По дороге в Ленинград Поль внимательно разглядывал проплывающие за окном вагона деревни и железнодорожные станции, на которых поезд на короткое время останавливался. Теперь Поль уже хорошо представлял, как живут люди в этих полугнилых домиках с залатанными крышами. Магазинов здесь не было, даже таких, как в Луге. Заснеженные стога сена попадались редко. Это значило, что далеко не у всех есть коровы. На каждой железнодорожной станции нищенски одетые люди с мешками суетливо залезали в вагоны. От Луги до Ленинграда можно доехать за два часа. В Ленинграде, как и в Москве, есть коммерческие магазины, где можно что-то купить. Таких городов в России мало. А если до большого города нужно ехать день, два, пять дней? У этих нищих людей просто нет денег на железнодорожный билет. А в Сибири на тысячи километров нет железных дорог. Многое было непонятно. Понятно было одно: в отдаленных провинциях люди живут хуже, чем в Луге, хотя как это может быть хуже, трудно было себе представить. Но люди там все же живут. Человек сильный.