Королевство Хатуту - Страница 117

117

– Может быть ты захочешь здесь жить?

– А как же вы? – спросил Поль. – Марго тут же подхватила:

– Отсюда далеко до Сорбонны. – Полю было понятно: мама надеется, что Поль привезет жену и сына. Мама хочет видеть своего внука.

От Ламбаль они поехали прямо в Лувр. Поль начисто забыл главный фасад Лувра, и теперь он показался ему бедным, и ни в какое сравнение не шел со сложными фасадами Оперы. Они обошли далеко не весь Лувр. Больше всего Полю понравилась картина «Коронация Наполеона и Жозефины». Картина была громадных размеров, и все на ней было красиво: и люди, и одежда, и интерьеры. Мама сказала:

– Давид узнаваем по манере, – и указала на другие картины Давида. Поль смутно помнил о каком-то Давиде, кажется, из Библии. Он даже хотел спросить, тот ли это самый Давид, но вовремя сообразил, что если из Библии, то это две тысячи лет назад, а Наполеон жил в прошлом веке. Марго посмотрела на маму и осторожно спросила:

– Может быть, покажем ему Джоконду?

– Рано, – ответила мама.

– Пожалуй, рано, – согласилась Марго. – Он еще не освоился в живописи. – Поля это задело.

– А что за Джоконда? – спросил он. Марго пояснила:

– Это картина Леонардо да Винчи. «Джоконда» считается лучшей картиной в мире.

– Она в Лувре? – спросил Поль.

– Да, – ответила мама. – У тебя еще нет опыта сравнивать художников. Давид понравился тебе больше, чем Рубенс. Тебе надо лучше изучить голландцев, испанцев, и только тогда ты сможешь оценить Леонардо. А теперь «Джоконда» просто не произведет на тебя никакого впечатления.

– Ты понял? – просящим тоном спросила Марго. – Мама художница, она хочет преподнести это в лучшем виде. – Поль был заинтригован. Ему хотелось понять все, что понимает Марго.

– Я хочу посмотреть «Джоконду», – сказал он упрямо. Мама пожала плечами, и они пошли в итальянские залы. «Джоконда» действительно не произвела на него никакого впечатления. Нарисована была не очень молодая и не очень красивая женщина. Картина была старая, краски явно пожелтели. Поль внимательно смотрел на нее, соображая, что же такого особенного находят в ней люди. Марго стала пояснять:

– Здесь особый эффект: будто не ты смотришь на нее, а она на тебя. Вот ты смотришь и думаешь, что ничего особенного в ней нет. А потом начинает казаться, что это она на тебя смотрит и думет, что это в тебе ничего особенного нет. – Поль стал изучать лицо этой женщины. Конечно, она была умная и хорошо знала людей. У нее чуть западала верхняя губа, хотя челюсти ее были правильной формы. Тут он заметил, как мама и Марго пытливо поглядывают на него, ожидая, что он скажет. И он сказал:

– У нее выбит зуб.

– Какой зуб? – спросила удивленно Марго.

– Верхний, – ответил Поль. Марго расширенными глазами посмотрела на маму, а та тихим голосом серьезно сказала:

– Возможно, Поль и прав. – Марго продолжала удивленно смотреть на маму, а та, продолжая смотреть на картину, тем же тихим голосом сказала: – Возможно, в этом и заключается загадочность ее улыбки.

Когда они выходили из Лувра, Марго была в веселом настроении.

– Поль! – говорила она, ухватив обеими руками его за локоть. – Ты сделал великое открытие! Четыре столетия люди разгадывают улыбку Джоконды. А ты, как увидел, сразу разгадал! – Мама улыбалась.

В положенный час пришел преподаватель французского мсье Молиньяр. Познакомившись, он приступил к выяснению эрудиции Поля:

– Что вы прочли после Маркизов? Что у вас осталось в памяти из литературы, которую вы читали в детстве? Читаете ли вы газеты? А журналы? Выпишите неправильные глаголы, которые вы знаете.

Мсье Молиньяр был чем-то похож на Дюма, только не такой толстый, и усы у него были коротко, по современной моде, подстрижены.

– И что вам больше всего понравилось из прочитанного? – спросил он.

– «Три мушкетера», – не задумываясь ответил Поль.

– Какая сцена из романа произвела на вас большее впечатление?

Поль призадумался, потом ответил:

– Это в начале романа, когда мушкетеры стали сражаться с гвардейцами кардинала. И там был ДАртаньян.

Молиньяр указал на лист бумаги, сказал:

– Опишите эту сцену своими словами.

– Как это? Как у Дюма?

– Нет. Представьте себе, что вы кому-то пересказываете эту сцену. У вас не получится, как у Дюма. Каждый пересказывает по-своему. Вот вы и запишите слово в слово, как вы это будете пересказывать. А я тоже запишу эту сцену своими словами. Не как у Дюма. А потом мы сравним наши записи с текстом Дюма.

Полю показалось это интересным. Они начали писать одновременно. По окончанию работы Поль прочел вслух свое описание, и оно показалось ему ужасным. Молиньяр прочел свое описание, и оно показалось Полю блестящим. В одном месте Поль даже усмехнулся остроумному замечанию. А потом Молиньяр, к великому удивлению Поля, прочел наизусть всю эту сцену из Дюма.

– А теперь сравним, – сказал Молиньяр. – Вы когда-нибудь слышали по радио репортаж футбольного матча?

– Нет.

– А вы послушайте. Весьма любопытно и полезно. Ваше описание это репортаж. Сухое изложение событий короткими фразами. Мое описание – газетный очерк. Хотя вы и подметили у меня юмор, но это не Дюма. Я по профессии журналист, хотя и преподаю литературу в лицее. Мой стиль – журналистика. Чем отличается описание сцены у Дюма от наших описаний? – Поль молчал, и Молиньяр сам ответил: – Литературной живописностью. Итак, мы получили с вами представление о различных литературных стилях. – Исправляя грамматические ошибки на листе Поля, Молиньяр продолжал: – Флобера принято считать великим стилистом. Следующим произведением для вашего чтения будет роман Флобера. А по ходу дела мы начнем проходить историю французской литературы. В настоящий момент займемся грамматикой. – И они принялись обсуждать орфографические ошибки Поля, которые были почти в каждом слове. В конце урока Молиньяр, конечно же, спросил об условиях свободной любви на Маркизах.

117