– Пал-Пол, ты кого ищешь? – услышал он незнакомый женский голос.
Он обернулся. Это была Пао-Бэй. В темноте белела ее широкая улыбка.
– Тебя, – быстро ответил Пал-Пол, схватив ее за руку, и тут же услышал насмешливый голос художника Туа-По:
– Пал-Пол, на тебе табу.
Если коричневых людей в темноте можно было узнать лишь подойдя вплотную, то его по высокому росту и светлой коже все узнавали издали. Пал-Пол тут же ответил:
– На мне табу уже нет. Вы слышали вчера, как говорили знаки на бумаге? Независимость. И король Намикио поставил свой знак.
Тут подскочила Фан-Фао. Пал-Пол узнал ее по силуэту.
– Пал-Пол, не ври, – сказало она весело. – Мы все слышали, как говорили знаки на бумаге. Про твое табу ничего не говорили.
Оказывается, дикари не так уж и глупы. А со стороны Фан-Фао это было предательство. Ведь это из-за нее Пал-Пол сидел однажды в клетке. И тут он увидел Соу-Най. Она тоже была узнаваема в темноте по блестевшим браслетам и диадеме. Пал-Пол заспешил к ней, опасаясь продолжения разговора о табу.
Проснулся Пал-Пол на рассвете. Во время обычного утреннего затяжного полового акта Соу-Най откинула голову и сказала:
– Я больше не могу. Мне плохо.
Пал-Пол все же закончил половой акт. Откинувшись на спину, он взял Соу-Най за руку. Чувствуя вину за небрежное отношение к беременности жены, королевской дочери, он сказал:
– Я плохо тебя берегу, но я же люблю тебя.
Она молча пошевелила пальцами в его ладони.
– Тошнит? – спросил он.
Она не ответила, только сжала губы и прикрыла глаза. Хотелось ссать, но Пал-Пол продолжал лежать, глядя в потолок. Тут он увидел просвет между пальмовых листьев. Начнутся дожди, и крыша потечет. Надо было настлать новых пальмовых листьев. Теперь их легко срезать: у него был нож. Сразу после завтрака Пал-Пол надел на голое тело кожаный ремень с кобурой, в которую сунул нож и два маленьких пакетика – подарки, которые на прощание дала мама. Соу-Най прикидывала на себе полосы шелка в различных вариантах, каждый раз спрашивая:
– Красиво?
И Пал-Пол на каждый вариант отвечал:
– Красиво.
Несмотря на беременность она сохраняла стройность фигуры, а сзади ее талия все еще выглядела тонкой. Она оглядела Пал-Пола, подпоясанного ремнем с грубой пряжкой и кобурой на боку, и тоже сказала:
– Красиво.
Когда Пал-Пол шел через площадь, встречающиеся по пути люди с интересом смотрели на его ремень, и он чувствовал себя вполне нарядно одетым, даже без головного убора, тем более, что его парижская стрижка стала предметом зависти всех молодых мужчин. Сразу за королевским домом начиналась густая роща, а за ней был пологий спуск к океану. Здесь росли пальмы с широкими листьями, пригодными для покрытия крыши. Пал-Пол присел на откосе, вынул из кобуры два пакетика. Вокруг никого не было. – Разверни в день рождения, – сказала тогда мама. Сегодня был его день рождения. Ему исполнилось двадцать четыре года. И он развернул пакетики, сперва маленький – от мамы. Это был маленький серебряный крестик-распятие на серебряной цепочке. Фигура Христа была выполнена, очевидно, вручную – миниатюрная ковка. Пал-Пол повесил крестик на шею. Мама напоминала ему о религии, о едином Боге. На Хатуту богов не было. Вера в ману вполне удовлетворяла их религиозный инстинкт. Во втором пакетике – от Марго – был золотой прямоугольный медальон на тонкой золотой цепочке. Пал-Пол долго искал головку пружинки, чтобы открыть медальон. Головка оказалась снизу. Нужно было не нажать ее, а потянуть вниз, как головку часов при переводе стрелок. И кулон открылся. Внутри был миниатюрный портрет его отца размером чуть больше ногтя большого пальца. Это не была фотография на эмали. Это был настоящий портрет, рисовавшийся, вероятно, с помощью лупы. Вероятно, его тоже рисовала Виолетт. Это был голос из Парижа, напоминавший о трагедии, случившейся совсем близко, здесь, на островах. Трагедия последовала за ним в Париж, больно задела Марго и теперь замкнулась тут, на острове Хатуту. В Париже цивилизация. В Париже Поль испытал остановившееся мгновение. На Хатуту мгновения не останавливаются. Пал-Пол закрыл медальон и тоже повесил на шею. Золотая цепочка рядом с серебряной. Вынув из кобуры нож, Пал-Пол полез по стволу пальмы. Залезать наверх было легко, а спускаться трудно: мешали расщепленные зазубрины, торчащие из мохнатого ствола. Но пальмы были невысокие, с них можно было спрыгивать. Пал-Пол одним движением ножа срезал сразу два широких листа. Нож – удобная вещь.
– А для меня ты достанешь лист? – послышался снизу голос, который он сразу узнал.
Под пальмой стояла Пао-Бэй. Он и не слышал, как она подошла. Пал-Пол сбросил два листа, и они плавно опустились у ее ног.
– Это мне? – спросила Пао-Бэй.
– Тебе, – и Пал-Пол, спрыгнув с пальмы, встал перед девушкой.
Она широко улыбалась. Он тоже улыбнулся. Она гибко нагнулась, подняла пальмовые листы. На ее узкой талии была повязана полоса отбеленной тапы.
– У тебя в доме тоже прохудилась крыша? – спросил Пал-Пол.
– Нет. Из таких листьев моя сестра делает головные уборы. Себе и мне. Красивые уборы.
– Пальмовые листья колючие, – сказал Пал-Пол, продолжая улыбаться. – А у тебя такая нежная кожа.
И он дотронулся рукой до ее плеча. Кожа ее была действительно нежной. Она в свою очередь тронула пальцем цепочки на его груди, спросила:
– Это железо?
– Железо, – ответил он, поскольку объяснить, что кроме железа существуют и другие металлы, было сложно. – И это железо, – сказал он, показывая нож и поворачивая его так, чтобы лезвие блеснуло на солнце. Она дотронулась пальцем до лезвия. – Осторожно, – предупредил он. – Железо острее осоки.