Королевство Хатуту - Страница 186


К оглавлению

186

Выражение лица ее не изменилось.

– Как это? – недоуменно спросила она.

– Я застрелил его из дамского браунинга.

– Как это? – повторила она упавшим голосом.

Поль всегда умел отгонять неприятные мысли и неприятные воспоминания. Но самое неприятное все же оставалось в памяти, хотя никогда не выпускалось наружу. И теперь это все он должен был сказать. Иначе нельзя.

– Я тогда ненавидел Томаса. Мне было одиннадцать лет. У папы были любовницы, но это было несерьезно, потому что их было несколько. А Томас, это было серьезно. Мама спросила, если она расстанется с папой, с кем я захочу остаться: с ней, или с папой. И я очень кричал и злился.

Говорить было трудно. Поль перевел дыхание и продолжил:

– Мама уехала с археологами на Моореа рисовать развалины храма. А мы с папой поехали на быстроходном катере на Анаа смотреть, как добывают жемчуг. Там жила папина любовница. Ее отец держал команду сборщиков жемчуга. У них был гидроплан и яхты. На остановке в Мехетиа сообщили, что с востока идет ураган, и мы с папой вернулись на Таити. В доме не должно было никого быть. Когда мы пришли к дому, двери оказались не заперты, а мы их заперли перед отъездом. На Таити двери не запирают, но среди завербованных приезжих случаются воры. Папа сразу пошел в кабинет проверить, там у него был железный шкаф с деньгами и документами. А я остался в передней. Я достал из корзины для зонтиков дамский браунинг на всякий случай. У нас по всему дому были пистолеты, даже в кухонном столе. Тут из внутренней комнаты вышла мама. Она была в длинной накидке в стиле Полинезии. Она дома так часто одевалась. А за ней вышел Томас. Он увидел у меня пистолет и быстро подошел. Я увидел на нем белый пиджак, надетый на голое тело. Больше на нем ничего не было. Он нагнулся ко мне, сказал: – Дай сюда, – и протянул ко мне руку. И я выстрелил. И сразу вбежал папа, тоже с пистолетом. Томас был мертвый, а я очень кричал. Я кричал, что я не виноват, что это не я, что это нечаянно.

Поль замолчал, чувствуя сухость во рту и в горле. В глазах Марго был ужас. Если для Поля это было тяжелое воспоминание, то для нее это должно было быть жуткой очевидностью, будто она все это только что увидела. Она ударила ладонями в его плечи, сказала в отчаянии:

– Зачем?

Потом она еще раз толкнула его ладонями в плечи и повторила уже безнадежным тоном:

– Зачем…

Она пошла к двери странным осторожным шагом: будто шла по льду и боялась поскользнуться. Поль смотрел ей вслед. Она уходила. Все кончилось. Она вышла, а Поль еще некоторое время стоял на месте. Никаких мыслей. В голове была пустота. И вокруг было пусто. Такое же чувство он испытывал тогда, в детстве, когда один очутился на коралловом атоле. Но здесь была мама. Поль прошел через коридор и гостиную. Мама была в столовой. Она меняла воду в вазе с цветами. Увидя Поля, она поняла: что-то случилось. Она выпрямилась, глядя на Поля. Он сказал:

– Марго все знает. Я рассказал ей.

Мама подошла к окну. На подоконнике лежала пачка сигарет. Мама закурила. За окном открывался вид на отель де Сюли. Глядя в окно, мама сказала:

– Поль, ты спросил, почему мы ходим в Нотр-Дам, а не в Сен-Поль. Когда я привезла Марго в Париж, ей было восемь лет. Она сразу пришла в восторг от Парижа. Я тогда начала писать портрет Томаса. Однажды, гуляя, мы зашли с ней в Нотр-Дам. Мы там поставили свечи в память о погибших. Каждая по три свечи: Томасу, Жоржу и тебе. С тех пор мы стали прихожанами Нотр-Дама, и религия вошла в нашу жизнь.

Полю было понятно: три свечи по трем погибшим, а он один из троих остался жив. Мама подошла к Полю, поцеловала его в щеку, вышла. Поль понимал: она пошла к Марго, ее нельзя было оставлять одну. Вероятно, мама будет говорить ей о гармонии.

Весна еще не наступила, но сосульки, свисающие с карнизов домов, таяли на солнце. Поль в легком свитере бежал вдоль Риволи. Бег отгоняет всякие мысли. Бежать хорошо. Свернув на улицу Ренар, он уже не стал обегать вокруг квартала, а быстрым шагом углубился в знакомые трущобы. Он теперь твердо знал, что если ему на пути попадется человек с фотокамерой, он без предупреждения ударит его кулаком в челюсть, даже если это не репортер, а случайный турист. Но человека с камерой не попалось, и Поль уверенно прошел под арку с дверью, над которой висел красный фонарь, похожий на церковную лампу. В прихожей на своем месте сидел усатый мужчина за чашкой кофе.

– Добрый день, мсье Антуан, – сказал мужчина.

Когда Поль вошел в гостиную, хозяйка с улыбкой сказала:

– Добрый день, дорогой Антуан. Подождите немного, Жанет переодевается.

Можно было и не ждать Жанет, и Поль оглядел других девушек, сидящих на диване. Его взгляд остановился на крашеной блондинке с большим носом и большим бюстом. Но откуда-то сзади подошла Жанет в красном бархатном платье.

– Добрый день, Антуан. Хотите кофе?

– Нет, спасибо.

И Поль показал на боковую дверь в коридор. Комната была маленькой, и большая кровать с зеркалом в ногах занимала почти все пространство. У кровати на стуле стоял проигрыватель. Жанет, раздеваясь, опустила на пластинку звукосниматель.

– Зачем? – спросил Поль.

– Теперь это модно.

Это был современный джаз. Поль не любил джаз, потому что в нем были саксофоны, а у них противный звук.

– Я не люблю джаз, – сказал он.

– Классику? – спросила Жанет.

– Лучше оперетту.

– У нас этого нет. Может быть, Болеро? – спросила Жанет.

– Ладно, – согласился Поль. – Раздевайся скорее.

Сам он уже был раздет и надевал презерватив. У Жанет был еще пояс с чулками. Она раздевалась медленно, явно затягивая время. Возможно, у нее только что был другой клиент. Монотонная музыка Болеро Равеля стала раздражать. Во время полового акта Жанет театрально откидывала голову со стороны на сторону. Болеро звучало все громче, так что Поль не слышал ее дыхания. А по дыханию можно определить, притворяется женщина или нет. Он протянул свободную руку и поднял с пластинки звукосниматель. В наступившей тишине он услышал металлическое жужжание. Резко подняв голову, он увидел в стене под потолком квадратное отверстие, вероятно, недавно прорубленное. Вскочив с кровати, Поль голым бросился в коридор, рванул дверь смежной комнаты. На высокой этажерке, приставленной к стене, стоял молодой мужчина с ручной кинокамерой. Он только что вынул объектив камеры из дырки в стене, через которую снимал фильм. При появлении Поля он спрыгнул с этажерки, а Поль бросился к нему, стал вырывать у него кинокамеру. Но мужчина крепко уцепился за рукоятку. Тогда Поль ударил его крюковым ударом в челюсть и сразу выхватил у него камеру. Послышался пронзительный визг Жанет. Мужчина стал обратно вырывать у него кинокамеру, но Поль уже успел выхватить одну из касет-бабин, стал вырывать из нее киноленту. Лента легко раскручивалась, и Поль выскочил в коридор, таща за собой касету с раскручивающейся лентой. Тут он столкнулся со знакомым ему усатым охранником. И тот ударил его в скулу. Поль успел слегка отклониться, но удар усатого был все же сильным. Поль стал раскручивать за ленту касету-бабину вокруг головы и несколько раз попал касетой по лицу усатого. В коридоре появилась хозяйка. Она истерично кричала:

186