– Я уже с утра в Ленинграде, – сказал Поль.
– Ты был в Москве? – спросила мама.
– Два дня.
– Тебе там понравилось?
– Да. Интересно. Но Ленинград лучше и красивей. А где Марго?
– В бассейне. Адриена увезла ее к своим знакомым, у которых свой частный бассейн.
Полю это не понравилось. Чтобы скрыть свое недовольство, он сказал бодрым голосом:
– Сегодня нас возили в Эрмитаж. Те же художники, что и в Лувре, только Эрмитаж красивей.
– Ты там не простудился? В Москве сейчас сильные морозы.
– Я мало бываю на улице. Нас возят по музеям и театрам.
– Поль, следи за своей речью. Ты иногда говоришь лишнее.
В голосе мамы была неподдельная тревога.
– Мама, я уже не подросток.
– А что такое косинус?
– Это отношение гипотенузы… – Поль запнулся. – Мама, Людовик Четырнадцатый дожил до глубокой старости, не зная что такое косинус.
– Он был королем и мог себе позволить многое не знать.
– А я… вот видишь, мама, ты сама заставляешь говорить меня лишнее. Все телефоны прослушиваются.
Обед был дан в том же ресторане гостиницы. Обслуживали две официантки. Одна их них говорила по-французски. Поль спросил, как ее зовут.
– Зоя, – ответила она с улыбкой.
Поль нашел ее довольно красивой.
– Это греческое имя? – спросил он.
– Да, – ответила она с той же улыбкой. – Но в России оно адаптировано еще с одиннадцатого века и теперь считается русским.
– Зоя, я привык перед сном пить молоко с галетами. Могу ли я из своего номера заказать это по телефону?
– Да, пожалуйста. Я предупрежу об этом дежурного по вашему этажу. Он говорит по-французски.
– А вы сами не можете мне занести заказ?
– К сожалению, мое дежурство кончается. Заказ вам принесет дежурная горничная.
Зоя улыбалась милой улыбкой.
– Но она же не будет такой красивой как вы, Зоя, – тоже с улыбкой сказал Поль.
– Все наши горничные – красивые девушки, – сказала она и ушла со своим подносом.
Во время этого разговора Максимил и Каспар бросали на Поля недовольные взгляды, которые он равнодушно проигнорировал, поскольку теперь уже точно знал, что среди французов он является привиллегированным лицом.
После обеда французских делегатов повезли в Мааринский, теперь Кировский, театр. Снаружи театр больше походил на цирк, чем на оперу, но зрительный зал был роскошней, чем в московской опере, и уж куда роскошней зала парижской оперы. Позолоченные богатые барельефы на белом фоне, голубой бархат, живописное панно купола в стиле барокко, ослепительные старинные люстры – все это вызывающе сверкало, контрастируя с бедно одетой публикой. Давали оперу «Пиковая дама». Фамилию композитора Поль вспомнил, читая программу спектакля, однако не решился произнести вслух. Мама и Марго играли ему на пианино отрывки из вещи этого композитора, которая называлась «Времена года». Подробное содержание оперы было отпечатано для французов на пишущей машинке, так что сюжет был понятен Полю. Он даже разбирал некоторые русские слова, которые были в русском разговорнике, например: «три карты». Эти слова звучали по-русски почти как по-французски и повторялись в опере несколько раз. Поль даже понял целую русскую фразу, когда Герман, угрожая пистолетом, отчетливо пропел старой графине: «Хотите ли назначить мне три карты? Да, или нет?» Музыка Полю понравилась. Было похоже на Вагнера. Марго любила Вагнера и ставила для Поля пластинки с его музыкой. Очевидно, русский композитор с непроизносимой фамилией писал музыку под влиянием Вагнера, и в «Пиковой даме» были громоподобные места и оглушительные тромбоны, как у Вагнера. Это Полю нравилось, и в машине по дороге в гостиницу он напевал под нос запомнившиеся музыкальные фразы, такие как: та-а-а та та та-а. В гостинице им подали легкий ужин: экзотическая русская рыба стерлядь, которая водится только в русских реках, а на десерт взбитые сливки с засахаренной брусникой. Когда они на лифте поднялись на свой этаж, Поль спросил Каспара:
– Что едят русские? Ни в Москве, ни в Ленинграде я не видел ни одного кафе.
– Я думаю, здесь многие живут впроголодь, – откровенно признался Каспар. – Они пережили военную разруху. Война принесла им куда больше потерь, чем французам.
– После войны прошло два года, – возразил Поль. – Два урожайных года. Почему же они голодают?
Вместо ответа Каспар сказал пониженным голосом:
– Поль, имейте ввиду: Сталин не любит ленинградцев.
– Как это? – удивился Поль.
– Это только слухи, – тем же пониженным голосом сказал Каспар и пояснил: – Внутрипартийные сплетни. Открыто говорить об этом не следует. Существует некая оппозиция между Москвой и Ленинградом, я имею в виду – между Кремлем и Смольным. Ни с кем об этом не говорите. Я вам это говорю потому, что у вас тенденция самостоятельно решать некоторые вопросы. Будьте осторожны в личных контактах. Еще раз предупреждаю: наши номера в гостинице, возможно, прослушиваются. МГБ работает безукоризненно.
– Спасибо, – так же тихо сказал Поль, понимая, что Каспар доверяет ему некоторые партийные секреты.
В своем номере со старинной ванной Поль принял душ, надел свой красный халат с золотыми кистями, позвонил по телефону дежурному и заказал молоко с галетами. Сидя в кресле, он стал просматривать русский разговорник. В дверь постучали. Поль открыл. Это была горничная, молодая женщина, красивая, как и обещала Зоя, в белом кружевном переднике, с подносом, на котором был заказ.
– Добрый вечер, мсье. Вы заказывали молоко и галеты?
– Да, спасибо, мадемуазель. Как ваше имя?