Королевство Хатуту - Страница 140

140

Когда Поль с Марго пришли к Жаку, дверь открыла Нинон. Из гостиной доносились голоса. Там было много народу. Зычный бас спросил:

– Какого черта еще принесло? – Нинон так же громко и серьезно ответила:

– Это свои! Из Гестапо! – И уже тихим голосом Полю и Марго: – Вешалка сломана. Пальто кладите на стол. – В передней стоял стол, на котором была уже навалена куча пальто. Нинон пояснила: – Здесь Карвел Гультьер. Это все пришли на него. – Марго тут же сказала Полю:

– Провансальский поэт. В Париже он теперь моден. – Они сняли пальто, Нинон поцеловалась с Марго, и они вошли в гостиную – неимоверно большую комнату с четырьмя высокими окнами, погруженную в пелену дрейфующего сигаретного дыма. Вокруг длинного стола в беспорядке сидели молодые мужчины и девушки. На столе стояли бокалы с красным вином. И еще на столе лежал мятый журнал. Поль узнал его. Тот же номер порножурнала. Журнал был раскрыт на странице с голыми девушками. Марго заранее предупредила Поля, что сборища у Жака имеют особую специфику, и здесь не принято ничему удивляться. Знакомых здесь не было кроме некоторых студентов, которых Поль мельком видел в Сорбонне. Жак подвел Поля и Марго к моложавому плотному мужчине, сидевшему нога на ногу боком к столу. Жак пододвинул Полю и Марго стулья, почти насильно усадил их, и только после этого сказал:

– Познакомьтесь. Карвел Гультьер. Он предпочитает знакомиться сидя. Поль. Марго – его сестра. – Карвел кивнул, оглядел Марго с головы до ног и только после этого обратился к Полю:

– Я слыхал о вас, Поль, но ничего не читал, поскольку не читаю газет и, тем более, порножурналов. Мне рассказали о вас только теперь, перед вашим приходом. И показали снимки в журнале. – Поль ответил:

– Я тоже услышал о вас только теперь, когда в передней снимал пальто. – От дальнего конца стола подошла веснушчатая девушка в бархатной пелерине, с улыбкой сказала:

– Это потому, мсье Дожер, что на Маркизах не издают провансальских поэтов.

– Не только на Маркизах, – снисходительно заметил Гультьер. – В Париже тоже не издают. Провансальский язык поперек горла парижанам. – К поэту подскочил горбоносый юноша, заговорил:

– Позвольте! А что, по вашему, читает парижская интеллигенция? Провансальскую литературу и поэзию. Это единственное, что осталось во Франции. – Молодой мужчина в военной форме громким басом заявил:

– В Париже не стало поэзии еще задолго до войны.

– А как же Кокто? Арагон? – спросил какой-то юноша.

– Это проза, притворяющаяся поэзией, – ответил другой юноша. – Мужчина в военной форме пробасил:

– Аполлинер убил французскую поэзию.

– Не только поэзию, – выкрикнул кто-то: – а вообще все искусство! – Подошел Жак. В руке у него была винная бутылка.

– Дело не в Аполлинере. Искусство убила техника. Фото, самолеты, радио, телефон. Зачем рисовать портреты, если каждый парижанин может купить фотоаппарат? Зачем читать Дюма, если за один час можно просмотреть фильм по его роману? Техника обесценила индивидуальный труд мастеров. – Все с интересом смотрели на Жака, но он обратился к Полю:

– Поль, отойдем. Есть дело. – И он отвел Поля в дальний угол гостиной. Только тут Поль заметил, что здесь была кровать с низкими спинками и прикроватный столик с телефоном. Очевидно, невероятно большая гостиная служила также и спальней, и столовой. – Тебе это интересно? – спросил Жак.

– Нет, – признался Поль. – Я пришел по другому делу.

– Знаю, – сказал Жак. – Марго сказала. Они уже два часа треплются. – В общем говоре за их спинами их разговора никто не слышал. – Этот провансалец – примитив, как я и думал, – сказал Жак. – Я заметил, у тебя сильные руки. Выбей пробку. Я потерял штопор. – И он протянул Полю бутылку. Поль уже видел, как выбивают пробки, стукая по дну бутылки. Он ухватил бутылку, стукнул по дну ладонью. Пробка слегка вылезла. Поль стукнул по дну сильнее. Дальше пробка не вылезала.

– У меня, кажется, был гвоздь. – сказал Поль и полез в карман брюк. Он вытащил не глядя все, что было в кармане и положил на кровать. Это были носовой платок, бумажки с записанными телефонами, два конвертика с презервативами, денежные купюры и, наконец, большой новый гвоздь, который он подобрал на улице. Жак заинтересовался презервативами:

– Разные размеры, – сказал он. – Это в зависимости от чего?

– Я еще точно не знаю, какие мне подходят, – признался Поль. – Какие не подходят, я надуваю из них шарики.

– Шарики? – деловито переспросил Жак.

– Да. Мы надували их в детстве. Когда надую, держу конец зубами и у зубов затягиваю ниткой.

– Это интересно, – сказал Жак. – Я потом попробую.

По его лицу Поль понял, что Жак не шутит, а действительно попробует. Он был из тех людей, которые все хотят попробовать сами. С этого момента Поль почувствовал уважение к этому лысеющему длинношеему юноше. Пихнув свои вещи обратно в карман, он стал гвоздем поддевать пробку. К ним подошли несколько молодых мужчин, заинтересованных выбиванием пробки. Один из них сказал:

– Они там говорят, что искусство вернется только к началу третьей мировой войны.

– Возможно, – равнодушно согласился Жак. Люди у стола продолжали что-то громко обсуждать, девушки были явно заинтересованы поэтом. А здесь в углу была серьезная мужская компания. Низкорослый юноша сказал Полю:

– Осторожней с гвоздем, а то осколки попадут внутрь.

Поль еще раз ударил по дну бутылки. Пробка еще на немного вылезла. Один из мужчин сказал:

– А третья мировая обязательно?

– Обязательно, – подтвердил Жак.

140